(Чародей – Ночка)
Искра (Чародей – Ночка) рыжая кобыла 1891 г.р. орловской рысистой породы являлась родоначальницей создания новой породы рысаков в конном заводе Н.В. Телегина — русского рысака.
Искра установила на Московском ипподроме всероссийский рекорд показав резвость 2.7,5 с. Многие наездники считали кобылу резвейшей лошадью, а наездник Павел Чернов говорил об Искре следующее: «Не знаю, предела резвости не имела, версту летела, как пуля, а потом становилась в обрез, но на версту с ней не только ехать, но даже и равняться не могла ни одна лошадь – ни русская, ни американская».
Искра являлась дочерью Катка, который несет по Ловкому-Кролику драгоценную кровь старого Кролика, а со стороны матери – кровь Чистяка, сыгравшего положительную роль при создании некоторых знаменитых лошадей завода графа Соллогуба.
По материалам печати 1911 г.: «Искра начала призовую карьеру четырехлеткой в 1895 году, показав лучшую резвость в призе Будущности на 2 версты 3.33,1/2. В этом призе она осталась четвертой, без поощрения. В следующем году Искра бежала только раз, будучи третьей в 2.28,1/2. Затем в ее беговой карьере был перерыв в 4 года. В 1900 году она была арендована В.М. и Н.В. Лежневыми и в руках П. Ситникова бежала настолько успешно, что успела выиграть 12 499 руб. Бегала она и с Рассветом, и с Бандитом, с Загадкой, Зайчаром и Осокорем. В последнем беге она объехала Недотрога (победитель Императорского приза) в лучшую свою резвость 2.21,4. Этим бегом она закончила свою беговую карьеру, пробежав в последний год 25 раз и выиграв 10 первых, 6 — вторых и 4 третьих приза. Искра обладала огромной резвостью на короткой дистанции. Эту свою необычайную резвость она передала и первому своему сыну рекордисту Ирису, унаследовавшего от своего отца Барона-Роджерса дистанционность, а затем Игле, Изиде-матери Индуса, Ирису 2-му. Интересно отметить, что Ирис был рожден в 1899 году, а Игла — в 1901 году, т.е. последний год Искра бегала, будучи жерёбой.
Искра пала в 1911 году жерёбой от Крепыша и это обстоятельство ещё более утяжеляет утрату, понесенную русским рысистым коннозаводстом.»
Об Искре писал Александр Куприн «Рыжие, гнедые, серые, вороные…»:
«Был раз такой случай: поставила на Московском ипподроме его лошадка, всем известная рыже-золотая «Искра» всероссийский рекорд 2 м. 7½ секунд, побивши старый рекорд на целую секунду с четвертью. Не только Николай Васильевич был доволен — всем коренным москвичам это было праздником. Редко, когда любили знатоки лошадь так нежно и привязчиво, как любила Москва красавицу «Искру». Ведь вся ее блестящая карьера прошла на Ходынском поле. И не так за красоту ее обожали, и не за постоянные успехи, как за неизъяснимую прелесть ее наружности, бега и характера, подобно тому, как обожали и коноплинскую лошадь «Прости».
Верите ли, — никогда она не нуждалась ни в посыле, ни в хлысте. То, что могла она сделать, она радостно и усердно делала в полную меру своих сил, без всяких капризов или фантазии.
Право: ехать на ней было как-то даже жалко. Так казалось, будто ты, большой, тяжелый, неуклюжий, едешь на изящном, легком, умном человеке.
— Слышь, Николай Васильевич, при свидетелях говорю: продавай кобылу. Любую цену дам, какую запросишь.
Телегин вдруг покраснел и весь напрягся.
— Не купить тебе, — говорит. — Продай всю свою конюшню да кстати и жену с бабушкой, а «Искры» тебе, как ушей своих, не видать.»
В книге Якова Ивановича Бутовича «Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика» есть воспоминание об Искре:
«Мне удалось увидеть Искру в Москве, куда ее привезли из завода для случки с Крепышом, и по моему распоряжению фотограф снял с нее фотографический портрет. Это единственное имеющееся изображение Искры, ибо господа Телегины были весьма малокультурные люди и такими пустяками, как портреты лошадей, не интересовались. Ей было тогда 16 лет.
В последующий год, жеребой от Крепыша, она, к величайшему горю всех истинных охотников, пала. Ходили слухи, что ее обкормили клевером. Телегин получил известие о смерти Искры во время общего собрания; ему подали телеграмму, он ее прочел, побледнел, встал и вышел из зала, направившись в библиотеку. Через несколько минут ко мне подошел Прохор (он заведовал библиотекой) и доложил: «Вас просит Николай Васильевич». Встаю и иду. Телегин молча подает мне телеграмму, а слезы у него так и текут по щекам. Я понял, что случилось большое несчастье, подумал, что умер старик Телегин, но, признаться, такого несчастья, как гибель Искры, да еще жеребой от Крепыша, я не ожидал.
В телеграмме стояло два лаконических, но страшных слова: «Искра пала». Подпись, и больше ничего. С Телегиным мы были враги и в жизни, и в убеждениях. Да, кажется, во всем. Но в ту страшную для него минуту он понял, что я, как фанатик орловского рысака, больше, чем кто-либо другой, пойму его горе и ту утрату, которую понес не только он, но все рысистое коннозаводство страны»
В очерке Якова Ивановича Бутовича «Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России» также есть упоминание о кобыле:
«Мать Кометы Искра, по-видимому, была замечательной кобылой, ибо, помимо Кометы, она дала еще Индиану, от которой родилась Дружба, одна из лучших заводских маток, мать Деларея, Дельной, Дрока, Хвального, Ходока и др.
Искру надо считать основательницей хорошего маточного гнезда. Об Искре можно сказать, что она происходит от хороших рысистых лошадей, и только. Фешенебельных имен в ее родословной мало. Лично я придаю особое значение тому, что Искра, будучи дочерью Катка, несет по Ловкому-Кролику драгоценную кровь старого ознобишинского Кролика, а со стороны матери – кровь Чистяка, сыгравшего положительную роль при создании некоторых знаменитых лошадей завода графа Соллогуба».